Другой финал

Название: Другой финал
Персонажи: Парис/Джульетта, плюс многие остальные
Рейтинг: PG
Права: Шекспир
От автора: И все-таки я настаиваю, что Карфаген должен быть разрушен что Джульетта должна выйти за Париса. Папа плохого не посоветует! О:-) А "ромеов" в расход. Я _должен_ был когда-нибудь это написать!

Парис
Лежи в цветах - сама, как сад в цвету.
Твоя постель из пепла и гранита.
Я руки над тобой переплету
И окроплю слезами эти плиты.
А завтра снова принесу цветов
И забросаю ими твой покров.
(С) Акт V, сцена 3

- Сумасшедший, - Парис опустил меч, с острия которого на каменную ступень стекали алые, а в темноте черные капли.
Молодой граф смотрел на юношу, распростертого у его ног. Совсем еще мальчишка, тот уже успел натворить бед - и теперь встретил свой бесславный конец. Мало было того, что юный Монтекки лишил жизни Тибальта - он вернулся осквернять его могилу, его и Джульетты! От одной мысли об этом рука Париса еще крепче сжала рукоять меча, будто ему вновь предстоял поединок.
Его размышления прервал шум борьбы и приглушенный мальчишеский вскрик. Парис бросился на звуки и вскоре обнаружил своего пажа, сцепившегося с каким-то парнем. Ах да, ведь Монтекки пришел со слугой!
Маленький паж сражался как лев, однако, не подоспей его господин, ему пришлось бы туго: Бальтазар был старше, выше и куда тяжелее мальчика. Парис схватил слугу Ромео за плечо левой рукой, правой же приставил к его горлу все еще окровавленный меч. Поняв, что сила теперь не на его стороне, Бальтазар отпустил пажа.
- Что тут происходит? - негромко произнес Парис, не опуская ни меча, ни свободной руки.
- Мальчишка хотел позвать стражу, - облизав губы, выдавил из себя Бальтазар.
- Но тот человек, он набросился на вас, синьор Парис! - перекрыл его охрипший голос дискант пажа.
- Монтекки мертв, - отрывисто бросил Парис и почувствовал, как вздрогнуло плечо под его рукой. Резче, чем мог бы, граф продолжил: - Своей волей герцог изгнал его из Вероны, запретив возвращаться под страхом смерти. Он вернулся - и получил наказание. Мне не было дела до Монтекки, но его вражда к почтенному дому Капулетти такова, что дерзкому юнцу мало мстить живым - он хотел добраться и до мертвых! И хотя обычно я более склонен полагаться на силу закона, здесь не было места милосердию. Каждый получает по заслугам.
Парис перевел дыхание. Эту речь он говорил, разумеется, не для слуги - но куда более для себя самого. Ему претила мысль о том, что он замарал свои руки кровью мальчишки. В этом не было ни достоинства, ни героизма. Но молодой граф осознавал: повторись все вновь - он поступил бы так же. От одной мысли о том, что могила Джульетты могла быть осквернена, в груди Париса зарождался гнев.
Граф встряхнул притихшего Бальтазара, которого более всего занимал вопрос, а что же дальше будет с ним.
- Кто еще знает, что Монтекки вернулся в Верону? - спросил Парис. Слуга замотал головой, настолько энергично, насколько ему позволяла сдерживающая его стальная хватка.
- Никто, синьор Парис! Больше никто ничего не знает…
Молодой граф пытался успокоиться и взять себя в руки, чтобы принять правильное решение. Можно все-таки вызвать стражу и сдать им с рук на руки труп Ромео. Тогда, разумеется, утром Монтекки поднимут шум. Не хватало еще настроить их против герцога. Да и Капулетти лишняя печаль - сама мысль о том, что могло бы быть, ужасала.
В голову приходила только одна идея. Не совсем законная, правда, зато одним махом снимающая множество проблем.
Встряхнув Бальтазара еще раз, для привлечения внимания и острастки, Парис наконец произнес вслух то, что надумал:
- Возвращайся домой. Тебя здесь никогда не было и Ромео Монтекки ты не видел с момента его изгнания. Я сохраняю тебе жизнь, ибо не желаю проливать лишнюю кровь, однако, если поползут слухи - а я об этом узнаю, уж будь уверен - за твое жалкое существование никто не даст и ломаного гроша. Ты меня хорошо понял?
Бальтазар согласно закивал. Он и не надеялся отделаться так просто и так быстро. Ему с самого начала не нравился замысел синьора Ромео, но о том, что все закончится настолько плохо, бедный слуга и не думал.
Парис убрал руку с его плеча и отвел в сторону меч. Едва веря тому, что он свободен, Бальтазар попятился, а потом развернулся и бросился прочь. Молодой граф задумчиво отдал меч пажу и стал рассеяно смотреть, как мальчик старательно стирает уже начинающую подсыхать кровь с клинка.
Несколько минут прошло в молчании.
- Синьор Парис… - решился заговорить юный паж. - А… но ведь… тело найдут? На кладбищах же бывают сторожа или…
Парис вздохнул. Именно об этом он и думал. Рано он отпустил слугу Монтекки: возможно, стоило заставить его выкопать могилу для своего господина.
- Тело надо убрать, - произнес наконец Парис. - Иначе зря я выбивал молчание из этого малого.
Замолчав, граф еще с минуту постоял на месте, потом забрал у пажа свой вычищенный меч и вернулся ко входу в склеп Капулетти. Там его взор внезапно наткнулся на брошенные Ромео предметы: кирку и лом. Паж перехватил взгляд своего господина и побледнел.
- Ты копать умеешь? - резко нарушив тишину, поинтересовался Парис у мальчика. Тот в ужасе замотал головой. Парис задумчиво кивнул. - Я тоже не умею. До реки его тащить далеко, да еще и через полгорода, нас могут заметить. Придется…
Молодой граф наклонился и, подняв лом, взвесил его в руке. Потом перевел взгляд на дверь склепа. Паж из бледного превратился в зеленого.
- С-син-ньор… - заикаясь, пробормотал он, но вышло так тихо, что Парис его не услышал. Тем более, что в этот самый момент он, примерившись, как раз нанес удар по двери.
Дверь поддалась, и Парис, сделав пажу знак снова зажечь факел, внес тело Ромео внутрь. Войдя, граф огляделся. Он был здесь, когда хоронили Джульетту, но тогда его взгляд был прикован лишь к ней одной. К тому же вокруг столпилось столько людей, что они занимали все обозримое пространство. Теперь же, в пустоте и одиночестве, было видно, как велик склеп. Капулетти были весьма старинным родом, и здесь нашли покой многие и многие его представители.
Пройдя вглубь склепа, Парис выбрал гробницу постариннее. Пожалуй, вот эта, с датами полуторавековой давности, вполне подойдет. Граф опустил Ромео на пол и сдвинул каменную крышку. Она неохотно, с хриплым скрипом отошла, являя в неровном свете факела черноту своего нутра. Маленький паж, зеленоватый от ужаса, все же не смог побороть любопытства и сунул нос через плечо своего господина. В темном проеме можно было разве что разглядеть чьи-то ссохшиеся останки, облаченные в некогда роскошную, а ныне истлевшую одежду.
- Тут места еще на трех таких хватит, - пробормотал себе под нос Парис, вновь поднимая Ромео и укладывая его в гробницу. Еще одно усилие - и крышка встала на место, издав громоподобный лязг.
И граф, и его паж вздрогнули, но дело уже было сделано.
- Вот и все, - зачем-то сказал Парис, еще немного постоял, а потом, резко отвернувшись, направился к выходу.
Паж радостно бросился за ним, однако почти у самого порога, когда прохладный ночной ветерок уже начал приятно ласкать лицо мальчика, он едва не уткнулся в спину своего господина. Парис остановился, снова о чем-то задумавшись.
- Где мои цветы? - поинтересовался вдруг граф.
Паж, обогнув его, высунул нос наружу и сообщил синьору, что цветов уже нет: принесенный букет не просто рассыпался по земле, но и оказался изрядно помят ногами сражавшихся. Мальчик жалобно посмотрел на Париса, в надежде, что теперь-то они уйдут отсюда окончательно, но молодой граф тем временем уже начал двигать крышку еще одной гробницы. Эта поддалась куда быстрее: к ее тяжести не успели прибавиться года, ибо лежала она здесь всего несколько часов.
Это была та самая плита, что отрезала от мира юную красоту.
Даже сейчас, в неровном свете факела, Парис не мог оторвать взгляда от лица Джульетты - такого юного, прекрасного и такого… живого. Казалось, девушка всего лишь спит, и как же больно было осознавать, что сон этот - вечный. Как во сне, Парис провел рукой по роскошным золотым локонам - не высветленным, как у венецианских красавиц, а золотым от рождения. Потом его рука скользнула ниже, и кончики пальцев почтительно коснулись гладкой, шелковистой кожи, на удивление нехолодной.
- Как же несправедлив Господь, - тихонько пробормотал Парис. - Печально, когда смерть приходит к старикам - она уводит мудрость, но при этом забирает свое. Больно, когда она забирает маленьких детей - она забирает будущее, но можно утешать себя, что они не успели узнать горя. Но нет ничего ужаснее, когда смерть крадет у нас юность - будто зима, навсегда сковывающая весну. Стоило ли распускаться цветку, если плоду не суждено появиться?
Парис склонился над лежащей в гробу девушкой. Его собственное сердце билось так сильно, что ему начало казаться, что и сердце Джульетты бьется тоже. Нежные розовые губы были слегка - совсем чуть-чуть! - приоткрыты, будто у невесты, ожидающей поцелуя жениха.
Но ведь она и была невестой! А жених…
Молодой граф как во сне склонился к этим притягивающим, зовущим губам. Лишь один поцелуй - пусть хоть эта, одновременно невинная и грешная, малость достанется на долю его любви, прежде, чем дверь склепа захлопнется для него, и теперь уже навсегда.
Но что это? Ему чудится, или губы Джульетты и правда слегка дрогнули, отвечая на поцелуй?!
Вздрогнув, Парис отшатнулся - и увидел, как трепещут золотистые ресницы. Миновали несколько мучительно долгих мгновений, и вот уже меж них можно разглядеть небесную голубизну глаз, все еще затуманенных после страшного сна. Губы, только что отогретые поцелуем, беззвучно шевельнулись, а потом прошептали единственное слово:
- Любимый…
Маленький паж едва устоял на ногах - для этого ему пришлось опереться на стену склепа, чего он ни за что бы не сделал, находясь в полных силах. Мальчик выронил факел, который тут же потух, но ему даже не пришло в голову поднять его и попытаться зажечь вновь. Сердце же Париса забилось где-то у горла, перехватывая дыхание.
- Да! - наконец справившись с собой, но все еще хрипло прошептал он. - Да, любимая! Я здесь, я пришел за тобой! Господи, прости меня за все, что я тут наговорил - твоя милость не имеет границ!
Джульетта попыталась сесть, и Парис поспешно поддержал ее. Девушка все еще была слаба, однако не оставалось сомнений: она жива! И если все это не сон, то…
Сквозь ощущение безграничного счастья молодого графа вдруг прошиб холодный пот. Это что же, выходит, они похоронили его невесту заживо? А что ее ожидало, если бы обстоятельства не сложились столь нелепым образом? Парис представил, как девушка приходит в себя - в абсолютной темноте, в тесноте гробницы. Для того, чтобы сдвинуть каменную плиту, и ему, крепкому мужчине, пришлось приложить усилия - а для хрупкой девушки это была бы неподъемная тяжесть! И она умирала бы снова - на сей раз долго, мучительно, в холоде и тьме…
Забыв про приличия, Парис порывисто обнял Джульетту и тут же ощутил, как дрожит тело в его руках. Ну разумеется, на ней ведь всего лишь воздушный свадебный наряд, а от гробницы веет поистине могильным холодом. Да и от открытой двери склепа доносится ночная прохлада.
Парис сорвал со своих плеч плащ и укутал им миниатюрную фигурку, после чего подхватил ее на руки. Живым не место в склепе, надо поскорее вернуть Джульетту к свету, теплу, к тем, кто ее любит и кто скорбит по ней.
Маленький паж опомнился, только когда его господин со своей драгоценной ношей пронесся мимо него. Не желая ни одной лишней секунды оставаться на кладбище, тем более в одиночестве, мальчик припустил вслед за Парисом. Он почти бежал всю дорогу, но при этом еле поспевал за торопящимся графом.
Пажу удалось догнать свого господина, только когда тот добрался до дома Капулетти и заколотил в ворота ногами. В руках он бережно сжимал завернутую в его плащ Джульетту. Девушка по сравнению с графом была такой маленькой, что на его руках выглядела настоящим ребенком. Впрочем, лица было не рассмотреть - лбом Джульетта упиралась в плечо Париса.
Наконец за воротами что-то неохотно заскрипело, будто вещам тоже не хотелось просыпаться среди ночи, и в одной из створок приоткрылось смотровое окошко.
- Какого… - начал было хриплый со сна голос, однако Парис не дал ему договорить.
- Открывай немедленно!
- Иди проспись, - неопределенно хмыкнули за воротами. - Свои все давно вернулись, а чужих нам не надо.
- Я граф Парис, и у меня срочное дело к синьору Капулетти! - рявкнул молодой человек. - Или ты сейчас же открываешь мне, или я возвращаюсь сюда со стражей!
Привратник снова хмыкнул, теперь насмешливо. Он прекрасно знал, что никакая стража сквозь эти ворота не пробьется: пожилой мужчина еще помнил, как в пору его юности во время одной из стычек Монтекки пытались пробиться внутрь, даже таран откуда-то приволокли. Да, вот это были времена - не то что теперешние молокососы… Но ворота все равно устояли, даже петли менять не пришлось. Так куда там какой-то герцогской страже?
Парис уже понял что ляпнул лишнее. У него не было времени связываться со стражей, да и до дворца герцога далековато. Джульетте нужны тепло и забота, и нет времени на пререкания. Молодой граф снова открыл рот, чтобы попытаться завести разговор с другой стороны, как вдруг откуда-то изнутри донесся пронзительный женский голос:
- Это кто тут посреди ночи так разорался? Пьетро, совсем с ума сошел! В доме такое горе, а ты со своими дружками через ворота перекрикиваешься! Выйди да покалякай, если приспичило, а шуметь не смей.
Граф узнал этот напористый, насмешливый голос. Слышал его Парис всего несколько раз, но обладала им уж больно колоритная фигура.
- Кормилица, - позвал молодой человек. - Я - граф Парис, меня должны впустить! Я принес… - здесь он слегка замялся. Ему не хотелось говорить про Джульетту до тех пор, пока не сможет ее показать - еще примут за спятившего на любовной почве. - Я принес вести, которые смогут утешить синьора и синьору Капулетти.
- Ох, батюшки, граф! - кормилица, похоже всплеснула руками и приблизилась к воротам. - Да что же их теперь утешит? Уж не беспокойте их…
- Да впустите же меня! - отчаянный вопль Париса громом прокатился по всему кварталу. - Это вопрос жизни и смерти!
Слова графа никого не убедили, однако его эмоциональность была столь велика, что кормилица машинально сделала знак привратнику отпереть. Что-то ворча себе под нос, тот, однако, подчинился. Немного повозившись с запорами, он еле успел отскочить в сторону: Парис, едва поняв, что ворота больше не заперты, пошел на таран. Кормилица тоже попятилась с его пути, однако она не могла не заметить некий сверток, который молодой человек бережно прижимал к себе. Несмотря на то, что во внутреннем дворе было темно, в сердце доброй женщины что-то кольнуло. Безумную, нереальную надежду поддержал край светлого платья, виднеющийся из-под темного плаща - но эта надежда вдруг сменилась ужасом. Не спятил ли молодой граф Парис, не принес ли в дом безутешных родителей мертвое тело?
Желая остановить молодого человек прежде, чем тот натворит бед, кормилица поспешила за ним, но, как и ранее паж, безнадежно отстала. А потом, когда Парис уже ворвался в дом, стало поздно: навстречу ему спускался синьор Капулетти.
Лицо пожилого синьора побледнело, даже приобрело желтовато-серый оттенок, и осунулось. И тем не менее при виде гостя он распрямил плечи и даже начал говорить что-то приветственное, когда Парис, не слушая, опустил на низкую мягкую скамью возле камина свою драгоценную ношу. Плащ опал, и кормилица с ужасом поняла, что ее худшие опасения оправдались: это была Джульетта.
Капулетти сделал несколько шагов на одеревеневших ногах по направлению к камину. Его глаза вспыхнули усталой, злой яростью. Правая рука беспокойно шевелилась, ища оружие, которого, разумеется, к домашнему халату не прилагалось. Однако этот пустяк, скорее всего, не помешал бы синьору Капулетти наброситься на несостоявшегося зятя, когда в царящей в комнате нереальной тишине раздался тихий полувздох-полустон.
Все участники этой мучительной ночной сцены замерли в неподвижности. Теперь синьор Капулетти смотрел только на дочь, на то, как вздрагивают ее ресницы, как тонкие пальчики рассеяно перебирают складки свадебного платья. Зрение, в последние годы несколько севшее, вдруг обострилось настолько, что пожилой синьор даже смог увидеть, как бьется на горле дочери тонкая голубоватая жилка.
Еще несколько шагов, и вот синьор Капулетти рухнул на колени возле дочери, схватив ее руку и прижав узкую ладошку к своему бешено бьющему сердцу. Он не произнес ни слова, но был не в силах отвести воспаленных глаз от такого знакомого и родного бледного личика. Кормилица суетилась вокруг, обращаясь то к своему синьору, то к Парису, а потом бросилась за синьорой Капулетти. Молодой граф стоял, впервые за всю эту сумасшедшую ночь ощущая, что все наконец-то идет так, как надо.
Его умиротворение прервал маленький паж, осторожно подергавший своего господина за рукав. Заставив себя посмотреть на мальчика, Парис понял, что тот показывает ему на вторую руку, по рукаву которой расползлось кровавое пятно. Видимо, этот мальчишка Монтекки во время поединка все-таки зацепил его - а в горячке последующих событий молодой граф этого и не заметил. Ничего, это значит, что ничего серьезного с его рукой не произошло, а кровь и отстирать потом можно.
Кровь!
Теперь Парис уже сам схватил пажа и крепко сжал его ладонь. Отведя мальчика подальше от камина, граф наклонился к нему и прошептал:
- Со всех ног беги во дворец герцога, возьми пару моих слуг помолчаливее… Джованни и Пауло, пожалуй, подойдут… Так вот, берешь их, и идете обратно на кладбище. Пусть закроют дверь склепа и уберут отовсюду кровь. Пусть отскабливают плиты, перекапывают землю - да хоть протирают каждую травинку! Завтра… точнее, уже сегодня утром к этому склепу наверняка устроят целое паломничество - ничего не должно говорить о том, что произошло, ты меня понял?
Маленькому пажу очень не хотелось снова на кладбище, однако иного выхода у него не было. Согласно кивнув, он выскользнул из дома Капулетти и бегом помчался к герцогскому дворцу.
Пока Парис раздавал распоряжения, шок, охвативший синьора Капулетти, миновал. Не вставая с пола и не отпуская руки дочери, хозяин дома развил бурную деятельность. В комнату успело набежать множество людей, и всех их синьор куда-то посылал, что-то приказывал и безжалостно бранил. Суматошную ситуацию немного успокоило появление синьоры Капулетти, такой же бледной, как муж и дочь, зато приведшей с собой лекаря. Последнего пожилой синьор сперва хотел приказать запороть до смерти - за то, что тот не сказал, что дочь жива, и позволил ее похоронить. Лекаря спасло только то, что искать другого в этот час было бы весьма затруднительно, а помощь требовалась прямо сейчас.
Закончив в деталях расписывать врачу, что он с ним сделает, если опять что-либо пойдет не так, синьор Капулетти наконец позволил слугам помочь себе подняться на ноги и нашел взглядом Париса, стоявшего чуть в стороне. Будто забыв, что буквально десять минут назад он мечтал убить этого молодого человека, пожилой синьор распахнул объятия, в которые заключил графа.
- Сегодня… завтра… Как только она сможет - тут же под венец! - прерывисто сообщил синьор Капулетти. Его глаза подозрительно блестели, а объятия, стискивающие Париса, оказались неожиданно сильными. - Чтобы больше никаких глупостей…
Молодой человек смог лишь согласно кивнуть - он-то ничего против не имел. И снова с нетерпением ждал свадьбы.

* * *

Джульетта свернулась клубочком, совсем по-детски подтянув коленки. Парис смотрел на золотистую макушку, которая сейчас покоилась на его плече, и пытался разобраться в себе.
Не девственница.
И это та, которую отец называл совсем еще ребенком! Однако для кого-то она уже успела стать невестой…
Было больно… и обидно. Парис пользовался успехом у дам и не был новичком в постельных делах. Однако, планируя брак, твердо решил, что красавицы-жены ему будет довольно. В глубине души молодой человек сохранил мальчишескую романтичность и мечтал о женщине, которая сделает его счастливым - а он будет делать счастливой ее. Чтобы идти по жизни рука об руку, зная, что среди всех житейских бурь всегда найдется тихий причал.
А что теперь?
Золотистая макушка тепло пахла луговыми цветами. Такая чистая, такая невинная… на вид. Как же могло произойти такое?
Что синьор Капулетти ему лгал, Парис не допускал. Не таким человеком был отец Джульетты - слишком эмоциональным, слишком привыкший ставить свое мнение на первую ступень. Такие люди не умеют лгать, по крайней мере, делают это неискусно. Но неужели эта девочка умудрилась обмануть семью? Когда, с кем?..
Свадьбу сыграли всего через день после "чудесного воскрешения", как называли неожиданное пробуждение многие. Уже к утру всю Верону облетела новость о поистине сказочном происшествии: как поцелуй влюбленного вернул к жизни юную красавицу. На их свадьбу сбежался, казалось, весь город: всем хотелось увидеть эту пару, навечно окутанную флером романтичной любви. И никто не замечал, как утомительно происходящее для не совсем оправившейся девушки.
Парис это видел и постарался сократить их участие в свадебных развлечениях до минимума. Как только подвернулась возможность, он вместе с молодой женой удалился в отведенные им покои - где и обнаружил столь неприятный сюрприз.
Джульетта уснула, едва они закончили, уснула, доверчиво прильнув к мужу, а тот все никак не мог сомкнуть глаз. Как теперь быть? Что делают с падшими женщинами?
Парис вздрогнул, но спящую девушку это не потревожило. В груди молодого графа что-то мучительно ныло. Нанесенное ему оскорбление немыслимо, невозможно… Но поднимется ли у него рука покарать это златоволосое чудо?
И все же, кто виновник того, что первая брачная ночь Париса вместо волшебного таинства стала ночью тяжкого разочарования?
Граф приехал в Верону не так давно, и теперь лихорадочно вспоминал всех, кого успел узнать за это время, пытаясь решить для себя, кто был тем мерзавцем. Однако воспаленный разум не мог выделить кого-то одного. Прекрасную Джульетту любили все, кому довелось ее увидеть. Не было мужчины, которому посчастливилось бы с нею встретиться, и который не обернулся бы ей вслед. Однако Парис, как не перебирал в памяти мелькавшие сегодня лица, не мог вспомнить ни на одном ни ревности, и злости по отношению к сопернику (то есть к себе самому).
Значит ли это, что человека, лишившего Джульетту девства, не было на их свадьбе? Но там собрался весь город! Все, от герцога до последнего нищего.
Далекий колокол пробил полночь. Этот звук, глубокий и печальный - особенно после наполненного весельем и задорной музыкой дня - внезапно навел Париса на мысль.
На свадьбе действительно были все - все, кто жив. А что, если преступника уже нет на этом свете? Перед внутренним взором графа встал образ Тибальта: высокого, красивого молодого человека, такого же златоволосого, как его кузина. Он был влюблен в нее - об этой трогательной юношеской привязанности знал весь дом Капулетти. Разумеется, они были слишком близкими родственниками, чтобы заключать брак, однако, как знать?..
Но нет. Тибальт действительно обожал свою младшую сестренку. Он прекрасно знал, что для них нет никакого будущего, и никогда бы не подверг ее такой страшной опасности. Вспоминая дерзкий, но такой открытый взгляд Тибальта, Парис устыдился своих мыслей.
Но тогда…
Горло молодого графа будто перехватила ледяная рука. Ночь и кладбище встали перед его внутренним взором. Что там этот мальчишка говорил, будто "готовит над собой расправу"? Тогда Парис не вслушивался в его слова, заранее считая их либо ложью, либо бредом, а то и тем, и другим одновременно. Можно ли под страхом смерти вернуться из изгнания, только чтобы надругаться над телом столь же молодого противника и его еще более юной сестры? А еще, некстати вспомнилось графу, Ромео, кажется, был на том балу, после которого произошли все злосчастные события…
Возможно ли? Как хватило этому щенку дерзости мстить - пусть даже старому противнику! - таким способом? Насколько низко нужно пасть, чтобы мстить через женщину, самое нежное и уязвимое создание?
Парис уже практически не сомневался в вине Ромео. Это даже принесло ему какое-то облегчение: теперь он был уверен, что Монтекки либо обманул наивную девушку, либо попросту взял ее силой. Тогда понятны и безграничное горе Джульетты, и то, что она, прежде не возражавшая против их брака, стала вдруг его чураться. Бедняжка знала о своем позоре и не желала навлечь его на свою семью.
Молодой граф в очередной раз покосился на золотистую макушку, теперь с жалостью. Ему предстоит сделать сложный выбор - выбор, от которого зависит дальнейшая судьба этого хрупкого создания. Можно отдать предпочтение своей гордости и уязвленному самолюбию, а можно принести их в жертву своей любви и милосердию. Решение стоило принять сейчас - и после изменить его уже не удастся.
За окном начало светлеть, когда Парис наконец решился. Осторожно переложив голову Джульетты на подушку, он встал и огляделся. Возле кровати стоял столик с фруктами, и рядом с плетеным блюдом обнаружился изящный серебряный ножик. Человеческую кожу было бы трудновато проколоть таким тупым лезвием, однако у Париса уже была ранена рука.
Откинув покрывало, граф размотал повязку, примерился и, сковыривая уже слегка подживший слой, заставил свою кровь литься вновь. Когда простыни достаточно окрасились алым, Парис, как смог, перевязал руку, вытер нож и вернулся в постель.

* * *

Альберто? Эларио? Кристиано? Люциано? Валентино? Теобальдо?
Конечно, имя ребенка назовет отец, но так было приятно перебирать имена, гадая, которым из них она будет звать своего сына.
Что будет сын в один голос утверждали и повитуха, и будущая кормилица, и вообще все женщины в доме. На это указывали все признаки, и Джульетта радовалась, что первым сможет подарить мужу наследника.
Более полутора лет прошли, как один сон. Джульетта даже не могла вспомнить подчас, что же привело к такой бурной перемене в ее жизни. Казалось бы, только вчера она была в отцовском доме, в родном городе - а теперь вот в совершенно иной стороне. За окном раскинулась Венеция, с ее бесконечными каналами, так поразившими девушку в день приезда. Здесь был дом ее мужа, дом, в котором она стала хозяйкой.
Но в прошлом, кроме счастливого детства, было и что-то еще. Нечто страшное и мрачное, иногда приходившее по ночам и душившее, доводившее до слез. Джульетте иногда казалось, что если она постарается - то обязательно вспомнит, но она боялась вспоминать и желала бы никогда не ворошить опасного прошлого.
Вот и сейчас: не надо об этом думать. Скоро придет время рожать, и вовсе не следует так расстраивать будущего малыша. Лучше вернуться к прежним приятным мыслям - и Джульетта усилием воли заставила себя снова выбирать:
Витторио? Тимотео? Артуро? Лауро? Ромео?
Ромео!
Джульетта вскочила на ноги, задыхаясь.
Вот оно - то, что она гнала от себя все это время. Она любила - Джульетта это помнила. У нее была тайная помолвка - но Джульетта не была уверена, взаправду или это была ночная девичья фантазия. Она выпила яд и "умерла" - вот это абсолютно точно, ибо историю о том, как граф Парис спас ее из склепа, Джульетта слышала из многих уст.
Но почему она пила яд и кого должна была дожидаться? Люди пересказывали друг другу единственное слово, которое она произнесла там, в своей могиле: "любимый" - и никому не приходило в голову усомниться, что оно было обращено к спасителю. Джульетте тоже хотелось в это верить - и она старательно верила.
Но нет, не Парис должен был принять ее в свои объятия. Джульетта ждала Ромео - сейчас, когда воспоминания воскресли сами собой, было бы глупо это отрицать.
Но Ромео… не пришел? Он не пришел за ней - и она осталась бы там, одна в темном склепе… Темный ужас нахлынул волной на молодую женщину. В этот момент Джульетта испугалась не за себя - но за еще неродившегося сына. Ведь тогда, если бы она так и осталась в склепе, ее ребенка, того, кого она уже любила всей душой, никогда бы не было?
Все тело Джульетты пронзила боль, исходящая из самых глубин ее естества. Она закричала, обхватив живот, сама не зная, пытается она уменьшить боль или стремится защитить нерожденное дитя от неизвестной угрозы.
На крик сбежалась вся женская половина дома. Срочно послали за повитухой - роды начались несколько раньше, чем предполагалась, и она еще не успела перебраться во дворец. Женщины пытались успокоить свою госпожу, но та билась, не давая удерживать себя, и на лице ее был написан ужас.
Парис влетел в покои жены, и женщины торопливо расступались перед ним. Граф положил руки на плечи супруги, пытаясь успокоить - и в этот момент поймал ее взгляд.
Несколько месяцев Парис и Джульетта жили спокойно, можно сказать, безмятежно. Граф никогда не заговаривал с женой ни о прошлом, ни о потерянной девственности. Он лишь заставил себя в течение полугода не делить с ней ложа, чтобы убедиться: греховная связь не принесла своих плодов. Джульетта тоже никогда не подавала виду, что ей есть в чем каяться перед мужем. Ее взгляд, такой спокойный и безмятежный, иногда даже вызывал у Париса сомнения: а было ли ему в чем упрекнуть супругу? Возможно, думал Парис, тяжкое горе, вызвавшее обморок, столь похожий на смерть, сыграло и положительную роль: Джульетта забыла об ударе, что ей нанесли, и теперь она открыта для будущего счастья.
Но сейчас, глядя в небесно-голубые, с расширившимися от боли зрачками глаза, граф с неожиданным отчаяньем понял: ничто не забыто. Более того, на лице Джульетты, несмотря на родовые схватки, проступило и мучительно-виноватое выражение, она, казалось бы, и хотела отвести взгляд от мужа, но не смела, завороженно взирая на него снизу вверх.
"Неужели... Господи, неужели это не было ни соблазнением, ни насилием?" - подумал Парис.
В этот момент Джульетта, чьи силы покинули ее, пошатнулась и начала оседать на пол. Рефлексы сработали раньше, чем разум: граф подхватил супругу и осторожно перенес ее на кровать.
Она билась и кричала, бледное лицо ее то приобретало зеленоватый оттенок, то шло красными пятнами, щеки были мокрыми от слез, а голос охрип. Появившаяся наконец повитуха попыталась выставить Париса за дверь, но Джульетта так вцепилась в его крупную ладонь своими тонкими пальчиками, что отнять ее не представлялось возможным. И граф остался сидеть рядом, глядя прямо в измученные, широко распахнуты глаза и приговаривая что-то бессмысленно-ласковое.
А потом раздался громкий крик - свежий и звонкий, первый крик создания, только что появившегося на свет. Джульетта, задыхаясь, пыталась перевести дыхание, а Парис правой рукой - левую его жена все еще сжимала своей - гладил ее по голове. Сейчас Джульетта вовсе не выглядела красивой: растрепанная, мокрая от слез, раскрасневшаяся - казалось, это она только что родилась. Но почему-то именно в этот момент Парис испытал наибольший прилив нежности к этому двойственному созданию, такому хрупкому - однако только что подарившему миру новую жизнь.
- Синьора… синьор, - повитуха бросила на графа неодобрительный взгляд (нечего мужчинам делать в таком месте в такой момент!), однако даже его присутствие не заставило ее голос звучать менее радостно. - Мальчик! Вы только гляньте, какой молодец!
И она протянула новоиспеченным родителям аккуратно спеленатый кулек. Парис с удивлением - и бесконечным восторгом! - смотрел на это маленькое чудо. Он никогда в жизни не видел настолько маленьких детей, даже казалось нереальном, чтобы у человечка все было настолько миниатюрным.
И вдруг граф понял, что Джульетта смотрит не на малыша, а на него. С трудом подавив мгновенно вспыхнувшую неловкость, Парис заставил себя ответить ей прямым взглядом.
- Это наш сын, - тихонько сказала молодая женщина. Граф кивнул. - И… будут другие дети, - еще тише прошептала она, попытавшись отвести взгляд, но так и не сумев этого сделать.
Джульетта совсем смолкла, не находя слов. Да, она вспомнила все - но между ней и воспоминаниями теперь пролегала пропасть. Кто из женщин сделал для возлюбленного больше, чем она - и где теперь Ромео? Он не пришел, он сгинул, как в могилу. Когда бы было время там, в Вероне - она осуществила бы на деле то, во что играла. Но если бы смерть забрала Джульетту, вот этой маленькой жизни ведь тоже бы никогда не появилось на свет?
На голубые глаза снова навернулись слезы, хотя, казалось, они все были сегодня выплаканы. Неужели она не испила своего горя до дна? За прошедшие полтора года Джульетта вновь привыкала быть счастливой. Она хочет быть счастливой! Она знает, что такое быть любимой - не пылкой ночью, мимолетом, наваждением, но день за днем, из месяца в месяц, прилюдно и наедине. И клятвы, что не сыплются фонтаном в темноте, но подтверждаются на деле. И твердая рука, не обещанная, но данная, что всегда рядом и готова поддержать.
Для любви и счастья нужно так немного: всего лишь он и она. А еще - терпение и прощение.
Парис поднес ослабевшую ладошку к своим губам и поцеловал каждый из тоненьких изящных пальчиков.
- Прощение мое уже есть, - негромко произнес он - оказалось, что последнюю фразу Джульетта пробормотала вслух. - И терпения мне не занимать. Так что все в твоих руках.